На берегах Ганга. Раху - Страница 76

Марианна, слишком умная и наблюдательная, не могла не заметить взаимной склонности молодых людей, но она не считала нужным стеснять их отношения или делать какие-либо предостережения дочери, что обыкновенно только ускоряет развитие чувства.

К обеду во дворце собрался обычный дружеский кружок, потом все пошли в парк. Барвель и другие мужчины разговаривали с леди Марианной, капитан Синдгэм предложил руку Маргарите. Они долго шли молча. Неро, громадная охотничья собака Гастингса, за время его отсутствия еще больше привязавшаяся к Маргарите, шагала вместе с ними, виляя хвостом. Капитан и Маргарита бессознательно пошли той же дорогой, какой шли перед его отъездом, и скоро очутились у бассейна, окруженного высокими деревьями, в котором при свете луны красовались лотосы. Воспоминание заставило их одновременно взглянуть друг на друга. Маргарита покраснела и, с трудом оторвавшись от взгляда капитана, опустила глаза, смущенно проговорив:

— Видите, капитан, волшебная сила лотоса охранила вас, вы вернулись благополучно, и вас не коснулись опасности. Я часто тревожилась, мне иногда снилось, что черная туча висит над вашей головой, что мрачные духи окружают вас… Но тут всегда являлся яркий лотос, и все исчезало в его блеске.

— Вы думали обо мне? — спросил капитан, взяв ее руку, которую она не отняла.

— Ежедневно… ежечасно… — отвечала Маргарита с детской чистосердечностью. — Разве я могла не думать о друге, о моем шталмейстере? — смущенно пояснила она. — Вы были такой мрачный, когда уезжали… Я не могла отделаться от мысли, что вам грозит серьезная опасность… и отец так сумрачно сдвигал брови, когда упоминал ваше имя… а он ничего не боится…

Она с улыбкой смотрела на капитана, и при свете луны в глазах ее виднелись блестевшие слезинки.

— Да, Маргарита, — воскликнул он. — Предчувствие не обмануло вас, меня окружали мрачные духи тьмы, тянули в пропасть… Но, — продолжал он, глубоко вздохнув и снова глядя ей в глаза, — я опустился до дна пропасти, ведь только там я мог достать тот священный лотос, который все очищает и приближает небо к земле. Один раз человек может окунуться в пучину, в которой я был, но во второй раз он должен сделаться ее жертвой. Я никогда ни одним словом не упомяну о прошлом, а вы, Маргарита, обещайте мне… поклянитесь волшебной силой лотоса, который меня хранил, никогда не говорить об угрожавшей мне опасности, о той пропасти, в которую я опускался, чтобы достать сокровище моей жизни.

— Клянусь! — отвечала Маргарита. — Я не любопытна, тем более что вы опять здесь.

Не в силах более владеть своим чувством, он взял ее руки, осыпал их поцелуями и воскликнул:

— Сокровище, которое я достал со дна пропасти, волшебный цветок священного лотоса — это ты, моя Маргарита…

Он притянул ее, и она забылась в его объятиях.

— Маргарита, дорогая, я хотел еще хранить сладостную тайну моей любви, но разве можно удержать источник, ключом бьющий из недр Земли? О, я прочитал в твоих глазах, что ты меня любишь, но теперь хочу слышать это из твоих уст.

Он наклонился и робко, но горячо прильнул к ее губам. Она еще теснее прижалась к нему и с блаженной улыбкой заглянула ему в глаза.

— Моя Маргарита, — прошептал он опять.

— Я люблю тебя, — чуть слышно отвечала она. — Люблю тебя, мой… — она запнулась и испуганно подняла голову. — Как странно, я не знаю, как называть тебя… я никогда не слышала твоего имени.

Он склонил голову, и вся горечь жизни охватила его. Ведь он был пария, отвергнутый людьми, без имени, а она — знатная дочь губернатора. Но только на секунду поддался он чувству обиды. Вспомнив обещание, данное ему Гастингсом, жертвы, труды и преданность, которыми заслужил исполнение этого обещания, он гордо поднял голову и прямо взглянул ей в глаза.

— Мое имя Эдуард, — произнес он спокойно. — Я так долго жил среди чужих, что почти забыл имя, никогда не произносившееся близкими людьми, ты, моя Маргарита, освятишь его для моей новой жизни.

— Я люблю тебя, мой Эдуард, — прошептала она, краснея и пряча лицо на его груди.

Город Байзабад, назначенный Суджи-Даулой, отцом Асафа-ул-Даулы, для резиденции своей жены и матери, можно спокойно назвать «городом дворцов». Бедного, нуждающегося населения, которое в других городах Индии создает и наполняет грязные кварталы рядом с дворцами знатных людей, в городе почти не было. Большой королевский дворец с золочеными куполами и крышами, с флигелями, конюшнями и службами и с громадным парком так широко раскинулся, что сам по себе представлял целый город. Все здания на широких улицах и больших площадях тоже походили на дворцы, тут же возвышались великолепные мечети и индусские храмы. За исключением нескольких коммерсантов, представителей крупных торговых фирм, европейцев не встречалось. В прохладные вечерние часы местные жители прогуливались по главной улице, ведущей к реке Гогре. Магометане обыкновенно ехали на чудных лошадях в сопровождении вооруженных слуг, индусы — в роскошных паланкинах, женщины — в низких золоченых экипажах, обитых дорогими коврами и запряженных белоснежными волами, красотой и быстротой бега не уступающими лошадям. Недостатка в нищих, правда, не было и здесь, но они выглядели приличнее, и их крики звучали менее резко. Уверенные в щедрых подаяниях, они вели себя достойно. Им неустанно бросали монеты, как только они появлялись на улицах. Все здесь дышало спокойствием, тишиной и мирным наслаждением жизнью.

У ворот великолепного дворца стояли часовые, но и они несли свою службу равнодушно и спокойно, вполне уверенные, что им не придется прибегать к оружию, которым едва могли владеть, будучи инвалидами.