Всегда оживленный город точно вымер, торговые суда, наполнявшие рейд, исчезли и ушли в более безопасные гавани побережья. Дворцы европейского квартала стояли заброшенными. Губернатор сэр Роберт Даусон занял квартиру коменданта форта Сен-Джордж, некоторые индусские князья и высшие чиновники приютились в маленьких и неудобных помещениях в крепости. Остальные обитатели вилл и дворцов теснились в старом городе, где соединялось богатство и нищета, представляя пеструю смешанную толпу. Нарядный город казался превращенным в лагерь, куда перевели войска из форта, обратив многие дворцы в казармы. У главных ворот города выставили батареи, сильные караулы стояли за городом и патрули далеко объезжали местность. Все форты вооружили, пушки обратили к морю на случай приближения враждебного флота.
Вся местность кругом, насколько хватало глаз, была голой и безлюдной: когда-то цветущие деревни напоминали также пустыню, ее жители бежали под защиту орудий форта, разместившись у самого города в палатках и землянках. Они привели стада и привезли свои съестные припасы, сколько могли взять, увеличив таким образом городские и крепостные запасы. Вдалеке же днем виднелись облака дыма, а ночью — столбы огня: там расположился лагерь Гайдера-Али, мечом и огнем превращавшего все в пустыню.
Гайдер-Али раскинул свою главную квартиру у форта Арко, отвоеванного при первом приступе. Войско его растянулось громадным полукругом, с азиатской дикостью опустошая местность, но с европейской дисциплиной повинуясь своему полководцу. Быстрые всадники-телохранители Гайдера-Али часто подъезжали к самым воротам города; караулы и батареи пытались стрелять в них, но, подъехав на расстояние выстрела, они рассыпались поодиночке и не давали возможности прицелиться. Ни одного из них не удалось убить. Когда же стреляли они из своих длинных ружей, пригнувшись к лошадям, то всегда попадали, Суеверный страх охватил английские войска перед мгновенно появляющимися всадниками, которые проносились вихрем и убивали наповал кого хотели.
Гайдер-Али крепко засел на своей позиции, собирая все, что можно, в свой лагерь, а остальное уничтожая. Он еще не решался нападать на сильную английскую позицию, защищенную фортом и растянутыми укреплениями, что потребовало бы разделения сил противника. Очевидно, ожидая прихода французской эскадры, он вознамерился напасть одновременно с моря и с суши и сразу уничтожить английское войско. Настроение в Мадрасе царило угнетенное; везде чувствовался упадок духа, доходивший до отчаяния, так как и тут знали, что идет сильная французская эскадра и тогда последует решительный и неминуемо гибельный удар. Войско Гайдера-Али состояло из диких мизорских горцев, уверенных в своей непобедимости. Ими командовали опытные французские офицеры, тогда как английское войско, истощенное тяжелой сторожевой службой, не верило в свои силы и уступало противнику численностью. Английский губернатор Мадраса сэр Даусон не обладал ни боевой опытностью, ни энергией, ни осмотрительностью, так что мало внушал доверия как командир.
Однажды утром со сторожевой башни форта Сен-Джордж и с высокой башни обсерватории наблюдатели увидели на горизонте в туманной дали суда, плывущие широкой линией. Страшное волнение охватило весь город и крепость. Ужас обуял всех в ожидании, как всем показалось, медленно двигающейся французской эскадры. Люди устремились на берег. Раджи сели на своих слонов, индусы и европейцы толпились и теснились, и все смотрели на море. Суда виднелись маленькими точками, они пока еще находились слишком далеко.
В лагере Гайдера-Али тоже, верно, заметили приближение судов, так как оттуда слышались глухие раскаты пушечных салютов, увеличивая страх жителей Мадраса.
Вдруг с форта Сен-Джордж раздался выстрел. Все испуганно оглянулись, и скоро разнеслась весть, что Гайдер-Али идет, чтобы немедленно при появлении эскадры атаковать английскую позицию. Но сквозь черный дым, поднимавшийся от гор, у подножия которых расположились передовые посты армии Гайдера-Али, ничего не было видно — ни облаков пыли, ни блеска оружия. Наконец туман рассеялся и в глубокой тишине ожидания послышались сначала неуверенные, а потом радостные возгласы:
— Английский флаг, идут суда из Калькутты. Помощь, спасение!
Отдельные голоса слились в один общий гул, который вознесся к небу, заглушая шум волн. Дикий, необузданный восторг охватил всю толпу, еще недавно стоявшую в немом отчаянии. Иностранцы обнимались, жали руки людям низших каст, и кто только мог проникнуть в форт, спешил туда за сведениями.
Но и там знали только, что на приближающихся судах развивается английский флаг, лишь на одном крейсере виднелся флаг военного судна. Морские сигналы оповестили, что суда везут войска под командой английского генерала. Люди поняли, что избегли немедленной опасности. Надежда переходила в уверенность, и радостные возгласы сыпались отовсюду. Стащили в воду лодки, стоявшие для службы в гавани, чтобы приветствовать избавителей, но приказ губернатора гласил, что лодки предназначены для скорейшей переброски на берег прибывших войск. Из форта тоже выслали все свободные лодки, и скоро море покрылось всевозможными мелкими судами.
В толпе на берегу шло оживленное движение, раджи и европейские купцы давали крупные суммы для угощения приходящих войск, разбивали палатки, приносили и готовили всевозможные припасы. Наконец увидели, как с военного корабля, пришедшего первым на рейд, спустили шлюпку и она подошла к пристани форта. Губернатор Роберт Даусон в полной форме с адъютантом и главными чиновниками правления вышел встретить генерала. Сэр Эйр-Кот уже разменял седьмой десяток. Его сильно загорелое от долгой службы в тропиках лицо покрывали морщины. Глаза глубоко лежали в орбитах под белыми нависшими бровями, по-военному причесанные волосы белели как снег, но лицо его выражало энергию, глаза сверкали, а худое мускулистое тело сохраняло крепость и гибкость. Он по-военному ответил на поклон губернатора, бросил беглый взгляд на войска и передал сэру Даусону письмо с большой печатью генерал-губернатора.